Данилко Лёгонькой детина - Страница 2

Они позавтрикали, сили опять вперёд и поехали. Доежжают они опять до мостику. На этом мостике шесть бочек воды — сильные и бессильные. Он взял перекатил бочки, сильные бочки на эту, а бессильныя на эту. Приехали за мостик, а тут дом стоит, они прямо в дом. Напились, наелись и спать повалились. Посылаэт опеть одново солдатика: «Поди под мост, карауль. Кто пои´дет, скажи мне». Эти два солдатика, как уснули, он взял сабельку да и туды по´д мост. Сидит под мостом, вдруг опеть Идолишшо Поганое едет о шести голов. Как подъехал, конь на коленки пал и рычит. «Ах ты, волчья пасть, медвежья, што ты потыкаешши? По мне посильшык, по тебе ездок есть Данилко Легонькой детина, и тот, кабы был здесь, на долонь посадил, другой шшёлк и была бы грезь одна». Данилко выскочил: «Ах ты, Идолишшо Поганое! Нешто бы ото двора ехал да хвалился, а то ко двору и´дешь и хвалишшы». В сторону махнул — три головы отсек, в другую махнул — опеть три отсек. Всё опеть в воду спихал, сам опять пошел. Пришел и спать повалилсе. Солдатик приходит. «Што, брат, ничево не слыхал?» — «Ничево, все тихо!» Они позавтрикали, опеть поехали вперёд. Доежжают опеть до мостику каленово. На этом мостике девять бочек воды — девять силные и девять бессильные. Оне опеть переехали за мостик, в дом опеть заходили, поужинали и спать хотели лёжитсе. «Нет, говорит, братцы, недосуг вам спать севодня. Нате вам картоцьки, играйте в карты: если кровяное петно появится на карте, так и бежите туды». Сам ушел туда, под мост. Взял эту сильную воду, перекатил на ту сторону, а бессильную на эту. Сам под мост ушол. Вдруг Идолишшо Поганое и´дет о девяти голов. Как на ево надъежжает, так он на коленки пал. Он и говорит: «Ах ты, волчья пасть, медвежья, што ты потыкаешши! Не по мне ли посильшика цюешь, не по себе ли ездока? Есть, говорит, один Данилко Лёгонькой детинка, трёх лет, а разуму нет, и тот если бы был, на долонь посадил, другой шшёлк — одна-ко бы грезь была». Выскочил Данилко: «Ах ты, Идолишшо Поганое! Чево ты хвалишши? Не´што бы ото двора ехал да хвалилсе». Взял в сторону махнул — цетыре отсек, в другую махнул — цетыре отсек, а девятую достать и не мог. Тот скоцил с коня да и сгрёб, сшиб под себя Данилка, и начали ногами барахтатьсе. «Ах ты, Идолишшо Поганое! Об чём мы дерёмсе! Дай мне правой сапог сдёрнуть — знали бы, где я помёр». Сдернул сапог, кинул, конь и збунтовалсе на дворе. Выломил ворота железные, прибежал тут, пазнул ево ногами — Идолишшо Поганое улетел без веданья, без памяти. Данилко поправилсе, отсек ему девятую голову. Наложил на себя пречюдной крест. Пошел он в дом. Приходит в дом, а картоцьки в доме так и плавают, не то што петнушко появилось. А те спят. «Ах вы невежи, што вы делаете?! Миня чуть не убили! Конь помог, сберёг». Те извинеться нацяли: «Прости, говорят, виноваты мы пред тобой!» — «Останьтесь вы тут».

Он взял, обернулся мухой и улетел. Прилетел к матери ихней в дом, а мать лежит, голова в початном углу, а ноги на пече в углу, а нос упёрся в потолок. А он, взял, зашел в нос и начал хрясто´к ломать. Большая сноха и приходит. «Ах! Мамонька! Моево-то мужа, а твоево-то сына, убил Данилко Лёгонькой детинка». — «Дак и мы как-нибудь будем ему. Я тебя оберну кроватью, а ему сон напушшу, как ляжет на кровать, так мёртвой и будет». Другая сноха приходит. «Маминька, маминька! Моево-то мужа, твоево-то сына, убил Данилко Лёгонькой детина». — «Ну говорит, дитятко, и мы ему каково-нибудь будем. Оберну тебя колодником — пойдет, как напьется, так мертвой и будет». Третья сноха приходит. «Маминька, маминька! Моево-то мужа, твоево-то сына, убил Данилко Лёгонькой детина!» — «Ну, говорит, дитятко, и мы ему каково-нибудь будем, говорит. Я тебя, говорит, оберну банькой, а на их цёс напушшу: как, говорит, зайдёт, так мёртвой и будет — кровью обольетсе». Он взял забилсе в нос, начал у ей хрясток ломать, она и говорит: «Снохи, снохи! Он у меня в но´се, возьмите по коромыслу и дуйте ево». Те взели по коромыслу, ну дуть, ну дуть — матку и убили, ево не вредили. Он улетел.