Фенисно-ясно-сокол-перышко - Страница 2

Девушка устрашилась и низехонько поклонилась. «Что ты, красна девица, дело пытаешь или от дела лытаешь?» — «Не столько, бабушка, от дела лытаю, сколько дело пытаю». — «Ты не сказывай мне, я все, говорит, знаю!» Дает ей гребень золотой, серебряное намыко¹ и золотое веретенце — само прядется. «Этим, говорит, ты дойдешь; прощай! Там моя двоюродная сестра; я зла, а она еще злее меня!»

Вот она пошла; шла, шла, шла, чоботы избила, прут изломала, просфиру изглодала. И подходит она к избушке; стоит избушка на курьих ножках, повертывается. «Избушка, избушка! Стань к лесу задом, ко мне передом!» Вот избушка повернулась, она и взошла. В избушке баба-яга, костяная нога; железный у ней нос в потолок врос; лежит, отдувается. «Фу, фу, фу! Бывало русского духу слыхом не слыхать, видом не видать; а нынче русский дух на ложку садится и в рот валится. Что ты, красная девица, дело пытаешь или от дела лытаешь?» — «Не столько, бабушка, от дела лытаю, сколько дело пытаю. Было у меня фенисно-ясно-сокол-перышко; улетело оно от меня!» — «Плохо же ты думала о нем. Он мне племянник». Дала она ей золотые пяльцы, серебряную иголку — сама шьется. «Этим ты дойдешь до него. Иди! Тут вот недалеко это царство. Тут есть кусточки; ты ляжь под кусточки. Он поедет на охоту с охотниками: собаки набегут на тебя, и ты будешь в его царстве». Вот она поблагодарила и пошла.

Шла, шла, шла; последние чоботы избила, последний прут изломала, последнюю просфиру изглодала. Видит: в виду у ней кусточки. «Должно быть, что они!» Дошла она до кусточков, легла под них, слышит лай ужасный от собак. Охотники думали, что зверь какой, скачут; прискакали и видят красну девицу и докладывают царю фенисно-ясно-сокол-перышку: «Куды прикажут ее определить?» Царь сказал: «На задний двор к старушке». Отправили ее туда.

У старушки она все выспрошала: фенисно-ясно-сокол-перышко женился. Пошла она до пруда, видит: девка-чернавка моет рубашку, в которой фенисно-ясно-сокол-перышко изрезался, и никак не может ее отмыть. Она и видит, что это его рубашка и говорит: «Дай, голубка, я тебе отмою». Взяла рубашку и начала над ней плакать. Плакала, плакала и все до одного пятнышка отмыла. Девка-чернавка понесла рубашку к царице похвалиться. Та ее похвалила.

И попросила эта, что отыскивала фенисно-ясно-сокол-перышко, у царицы позволенья садиться против дворца с редкостями; вынесла столик, поставила против дворца; вынесла блюдо и золотое яблоко — само катается. Царица высылает девку-чернавку спросить: «Что, продажные или заветные и что завету?» Она отвечает: «Заветные, а завету: с фенисно-ясно-сокол-перышко ночь переспать!» Она согласилась. Царь приезжает, царица угостила его допьяна и положила его в кабинет. Впустила и эту девушку; она ему плакала, плакала, щипала его, рассказывала все. А он от пьяна ничего не слыхал. Приходят те часы; высылают ее вон.

На другой день царь встает и поехал на охоту. Она взяла опять золотой гребешок, серебряное намыко и золотое веретенце — само прядется. Поставила против дворца. Царица прельстилась; опять высылает девку-чернавку: «Поди, спроси: продажные или заветные?» Она говорит: «Заветные, а завету: с фенисно-ясно-сокол-перышком ночь переспать». Царица согласилась. Царь приезжает с охоты; царица опять его угощает. Царь удивляется: «Недаром у меня тело болит». Сам не столько пьет, сколько мимо льет. Приходят те часы, пошел царь в кабинет; не хотел спать да и заснул. Впустили и эту девушку. Вот она опять плакала, щипала его, а он не слышит, спит мертвым сном. Утром и высылают ее вон.