Лесной и швець

Мужицёк ходил шить. Шитья не может найти. Идёт и говорит: «Мне бы хоть лесной дал пошить!» Вдруг идёт мужицёк ему навстрецю. «Куда ты, мужицёк, ходишь?» — «А вот шитья ишшу». — «А пойдём ко мне, есть одеяло, нужно пошить». — «А я и рад!» Вот и пошли они дорожкой. Своротили они в сторону по тропке, вышли на долину. На долине дом стоит, большинский дом. Завёл он ево в дом. Выходит старуха, он и ушел, этот хозяин. Старуха и спрашивает ево: «Для цево ты пришел, молодець?» — «Пришел я шить, миня хозяин шить созвал». — «Цево шить?» — «А одеяло», — говорит. «Ты смотри, шей полутше, штобы понравилсе, сколько швецей не бывало, всё не нравятсе. Сколько он принесёт овцин, ты все и клади — обрезков только не делай и не отрезывай лапочек». Он и принёс ему овцин ношу цельнюю; подал овцин, а сам ушел опеть. Вот он и стал шить одеяло, и росклал все овцины по´ полу, так и стараетсе, как можно половцяе. Ницево, никаких он обрезачков не сделал и сшил одеяло. Хозяин и приходит. Посмотрел, взял, и понравилась. «Вот што, братець! Сшей тулуп мальцику с рукавицями и с шапкой!» — «Ты бы как изразо´к, какой надо шить». — «А вот у моево брата есть, я вот пойду завтра схожу. А ты отдохни». А тот и сходил и принёс тулуп, ему показал. Он вымерял всё, кажно место. Вот сукна принёс целой кусок. Сшил тулуп этакой. Ему понравилось очень хорошо. «Сшей ты мне, братець, и другой!» Он у нево кое-каких штук много нашил, жил долго у нево. Он думаэт, што мисяця три жил, как из дому вышел. Старуха и говорит ему: «Смотри, он станет тебя росцитывать, спросит, много ли за роботу надо, а ты не проси ницево, только скажи: сам ты знаэшъ, сколько, не изобидь!» Вот он и приходит. «Ну, швець, много ли надо за роботу?» Он и говорит: «Сам ты знаэшь, постарше миня — клади, безобидно штобы было». — «Так не надо ли тебе, молодець, девиця?» Велел девицю, так за первой сорт — просто бы глядел всё время. Одёжа на ей хорошая. «Дам я, говорит, ей в приданое тройку лошадей и с коретой. И одёжу тебе под венець дам такую хорошую. Ешшо, говорит, 50 рублей деньгами дам». — «Так благодарю, говорит, довольно!» — «Вот я, говорит, привяжу колоколець к дуге, тебя отправлю совсем, говорит. Збрую дам на кони под серебром. И отправлю я тебя, на дорогу выправлю. Съи´дешь ты к венценью, тебя признают, што кони у тебя старосты нашево церковнаво, станут у тибя ко´ней отымать, а ты и скажи, спомни: „У ково я жил — кабы тот на это время!“ Я, говорит, и приду». Вот он домой и поехал, приехал к своему дому с колокольциком в тройке. «Отпирай-ко, батько, ворота! Я, говорит, приехал!» Батька обычалсе — три года не было домой, ево не клали и живым. «Как не жив? Я, говорит, себе невесту привёз. Ступай-ко, батько, к свешшеннику, нам надо завтра оввенцять». Свешшенник и говорит: «Приежжайте — оввенцею». Батька пришел домой, срядилисе свадьбой и поехали. Приехали к венценью, стали их венцеть. А народ обступил лошадей, говорят: «Кони же нашево старосты». Вот сицяс за старостой, говорят: «Твои кони находятсе». Староста пришел. «Кони тошно мои». Не дают им садитьсе на коней. «Где ты, говорят, ко´ней взял? Ты их украл». — «Ох! Кабы, где я шил — тот на это время был!» А тот: «Я тут и стою. Што у тебя, Ванюха?» — «Коней отымают». — «Ты как, господин, признал коней-то?» — «Признал». — «А тарантас-от признал?» — «Признал», — говорит. «А доцьки-то не признал?» — «Нет, говорит, не признал». — «Ах, ты дурак! Она у тебе из люльки потерялась, 20 лет хранил при себе. Это теперь зеть тебе, принимай ево за зетя, а это доць твоя! Зови ты их, в гости веди! Давай ты ему приданово, сколько ему надо, столько и давай». А был этот староста купцём. Вот он, взятши, захватил зетя за руку и доцьку такжо, и повёл их в дом к себе. Вот он и нацял их потцивать. Наделил ему столько товару и денег — спасибо, што доцьку вывел!