Страница 3 из 4
Вот как это он сказал, а кто сидели и вскрицяли: «Гоните ево, бродягу! Всё он врёт!» А ён и говорит: «Вот, слышите, господа, ён перебил!» — «Да, перебил. Давай сто рублей!» Сто рублей и отдали мужицьку. Ну, потом ён опять стал рассказывать: «Я и говорю: «Што вы сидите двое, а на три грудки раскладываете?» А они говорят: «Третья грудка на цясливого». Оне и отвечают: «Вот ты цясливый, подошёл — так обирай деньги!» Я, говорит, взял эту грудку. В грудке сто рублей; положил в карман и отправилсе. Гляжу — немножко попошёл, меня два человека и догоняют, эти же самые опять. — «Стой, говорят, мужик! Давай деньги!» — «Какие вам деньги? Вы сами мне, говорит, дали!» — «Мало што дали! Давай!» Меня разболокли. Свои деньги взяли и мои». А оне слушают да опять и перебили: «Вырядите ево, бродягу — он всё врёт!» Уж господам любопытно, хочется, дослушать сказку. «Господа, они меня опять перебили!» Ну, гости и сдёрнули с них триста рублей. Вот он опять стал рассказывать. «Вот я вошёл в город. Стоит большой дом купецецькой. На крыльце стоит старушка, клицет мне: «Зайди, доброй целовек, хлеба-соли покушать и ноцюешь!» Вот я подумал, подумал, отец говорил: «Не ходи, где станут звать!» А мне исть захотелось; денег нет ни копейки, я и зашёл. Она, говорит, меня — лучше и нельзя — напоила, говорит, и накормила. Потом свела меня в такую комнату: и темно и сыро, и послать-то нечево, и в голову нечево положить. Повецеру приходят сыновья ее с добыцей и муж. (А они сидят и слушают: перебить боле не смеют.) Вот старуха и спрашивает: «Ну, какая севодня добыця?» — «Ничево, сотенок пяток выруцили!» Они си´ли, отужинали и спать легли´. Я шарил да шарил, чево в этой комнате есть, нашарил шшиток и подполье; в подполье накладено целый ворох мёртвых тел. Эта-то старуха им за ужином сказала: «У меня ешшо один есть, заперт, может быть, и с деньгам». Оне тут и сказали: «Топерь не станем колоть, с у´тра уж! Заперт, так покуда никуды не уйдет!» Вот они все полегли, уснули; цюю, крепким сном заснули. Дверей-то старуха и забыла запереть. (А купец с сыновьям сидят и слушают. «Вот мы попали в какой грех!») Вот я потихошеньку-потихошеньку, откута´л да откута´л и отку´тал. По´ дому тихошень-ко прошёл, нихто и не слыхал. До дверей дошёл, потихошеньку отку´тал, нихто тоже не слыхал. В сени вышел. В сенях много дверей нашёл; все двери за´перты. Вот и думаю: «Вот топерь я попал! Мне и смерть топерь будет!» Вот ходил, ходил — нашёл двери, онне не заперты. Двери не на улицу, а на белой двор. Вот я вышел на белой двор и вижу — вокруг двора обнесён железный цястокол, такой высокой, што никак невозможно и выйти; каждая цястоколинка заво´стрена востро´. Вот я слышу, не то плацют, не то песни поют. (Те сидят и догадываются, сичас дело дойдёт до них.) Вот я слушал, слушал, в которой стороне, туды и отправилсе. Дохожу, вижу — шшит на земле. Я этот шшит поднял, а туды лесница. Я опущалсе, опущалсе, лесница долгая, опустился до этой лесницы и ощупал двери. Откутал и вышел в комнату. В комнате в этой горит небольшая лампочка и сидят две девицы. Сидят, до того плацют, больно сле´зно. Вот и спрашивают меня: «Как ты, доброй молодец, сюды попал?» Я им все рассказал. Их спросил: «А вы как попали сюда?» Вот онна´ девица и отвецяет: «Я богатова купця доць!» — «И я тоже богатова купца доць!» (И другой девицы отець здесь сидит.) Вот онна´ и говорит: «У моево батюшки завтрашний день будут сорочины! (И потому купець маленько догадалсы, у которова сорочины; со вниманьем все слушают.) Ты, говорит, доброй человек, не можешь ли как отсюда выйти, как в первой колокол ударят?» А я говорю: «Как же я выйду? Железным цястоколом обнесён двор, мне и не выйти!» Вот онна девушка дала мне конець полотна. «Возьми этот конець, не можешь ли как ево кинуть церез ограду?»
Новеллистические сказки 
