Рассказ о ведьме

Стояли мы в Молдавии в 1828 году. Я тогда был управным ефрейтором, расправлял солдат по квартирам. Стояли мы так, как род тесных квартир, у меня (кто из) солдат своих убудет в больницу с квартиры, а из нее который прибудет, становлю, понашему, с десятским, по их, с солтусом. Солтус мне говорит: «Не всякий раз тебе меня тревожить; когда прибудет, станови сам!» А у хозяина, где стоял солдат, мать была ведьма. Вдруг я становлю к ним, к этому хозяину, на квартиру солдата. Хозяин приходит из корчмы пьяный, говорит: «Кто поставил солдата?» Солдат говорит: «Ефрейтор!» Он взял у него всю казенную амуницию, выкидал на двор.

Солдат приходит ко мне, говорит: «У меня, говорит, хозяин амуницию на двор выкидал». Я солдату говорю: «Поди принеси из чихауза манерку (что воду пьют) худую, ломаную». Солдат сходил в чихауз, принес. Я говорю: «Привяжи ты старую манерку ломаную к ранцу! А новую отвяжи, отнеси ко мне!» Солдат принес, привязал старую манерку к ранцу и говорит мне: «Я, говорит, привязал!» Пришел я к нему на квартиру к солдату, взял трех человек еще солдат с собою. Его (хозяина) нет дома, он в корчме. Я говорю: «Подите приведите мне хозяина!» Солдаты пошли, не могли его взять из корчмы: бьется и дерется. Я взял еще двоих и сам третий с ними пошел. Взял этого хозяина из корчмы, кто за что попало: кто за ноги, кто за руки, кто за волосы тащили. Привели его на квартиру; я говорю солдату: «Поди, принеси амуницию со двора!» Вдруг внесли амуницию; манерка вся поломанная. Я говорю: «Как ты думаешь теперь рассчитаться за казенную амуницию: хочешь ли, представлю к ротному командиру, ты ничем не уплатишься; за казенную вещь под суд должен идти!» Хозяин вдруг обробел, стал просить помириться. Я говорю: «Мирись, когда солдат примет на себя; я не буду с тобой мириться!» А тут все (значит, дело наше вообще) согласны мириться. Помирились; хозяин уплатил деньги, выставил хороший магарыч.

После хозяева узнали, стали смеяться, что «эта манерка из чихауза, и не хозяин ее сломал». Вдруг на первую ночь получил я приказание и отдал солдатам. Пришел я на квартиру, поужинал, лег спать. Вдруг навалилось на меня, начало меня давить до тех пор, покуда пропотел. Поутру встал, пошел с рапортом, говорю солдатам и федфебелю, что сегодняшнюю ночь меня ведьма давила. Федфебель и говорит: «Ну, полно врать-то. Это так часто бывает: кровь наваливает!» Я говорю: «Нет, бывало со мной это, но так еще не случалось никогда!»

На вторую ночь тем же самым образом поужинал, лег спать и думаю себе: «Как можно не буду спать, буду дожидать, что будет». Вдруг не спал я, сделался мне в глазах туман, навалилось на меня таким же образом, давай давить меня. Я так же рассказал, как и прежде.

На третью ночь думаю: «Теперь уж я не буду спать!» Поужинал, закурил трубку. Долгое время ходил по избе, курил трубку. Потом сел я на кровать: взяла меня дрема; я встал, закурил трубку, стал ходить по избе. Ночник горит; я говорю хозяйке: «Туши ночник!» Она говорит: «Нет, не надо тушить. Ко мне хозяин придет ночью с гостьми!» Хозяин был охотник играть в карты, в орлянку; целую ночь часто играли. «Ну, пускай же горит!» Хозяйка с двумя дочерьми легла на печи. Я покурил, походил, лег на свою кровать, одну ногу спустил наземь, терплю крепко, чтоб не уснуть мне. Вдруг гляжу: растворяются двери избенные: «Вот, мол, она идет, друг-то!» Входит в избу: образ кошечий, только великий, черный, как собака, и по всей избе шла на четырех ногах, как следует быть. Потом против меня взошла и повернулася ко мне, села; и вдруг стала поднимать передние лапы. Вытянулась на задние ноги, прыгнула прямо мне на грудь. Я схватил ее за шиворот, стал на ноги, ударил ее о стол так, что стол вверх ногами опрокинулся и ночник на мелкие черепки рассыпался. Хозяйка и девки перепугалися, вдруг закричали: «Что такое?» Я говорю: «Ничего! Вздуйте огня!» Вздули огня, смотрят: вверх ногами стол лежит. «Кто его повалил?» Я говорю: «Я!»