Усоньша-богатырша - Страница 3

«Ах, говорит, господи, что здесь нет ничего!» Только проговорил это, эта самая тропинка явилась перед ним, он пошел по ней. Когда подходит к той самой хижине, куда его братья подъехали. «Слава тебе, господи! Теперь жить могу, попал на жилье!» Входит в эту самую хижину, и сидит там этот самый старик. «А, говорит, Иван-царевич! Сколько лет я тебя ждал, насилу дождался. Что´ ты, волею, или неволею, или своею большею охотою, дело пытаешь или от дела лытаешь?» — «Ах, говорит, дедушка! Я, говорит, не то, что неволею, а больше своею охотою, и дело пытаю и от дела лытаю!» — «Вот, говорит, Иван-царевич! Я таких людей люблю, которые покорны старым людям. Иван-царевич, ты, говорит, есть хочешь, устал, говорит». — «Да, говорит, устал, говорит, я; целую ночь ходил!» Только сейчас старик закричал, чтоб явилось двое кресел — и явилось двое кресел, и явились разные напитки, кушанья. И явилось все, и невидимо, кто что подавал. Только напились, наелись, после того музыка загремела. Когда музыка отошла: «Теперь, говорит, вы напились, наелись, ложитесь спать; а утром встанете, что будет, сами увидите!»

Когда поутру Иван-царевич просыпается, видит, что он в таких палатах лежит, что чудо, и слуги ходят. Подходит к нему старик: «Иван-царевич! Вставайте, говорит, самовар готов!»

И так он жил, веселился; прошло два месяца, а ему показалось — три дня. Потом, наконец, старик у него спрашивает: «Что, Иван-царевич, куда вы едете, куда путь держите, и что вам нужно?» — «Я, говорит, еду: отец у нас стар и прослышал он, что есть за тридевять земель в тридесятом царстве Усоньша-богатырша, есть моложавые яблоки, живая и мертвая вода. Я еду доставать». — «Ах, говорит, Иван-царевич! Вам трудно достать; не´что я, старик, вам помогу, тогда вы можете достать!» Вдруг он говорит ему: «Ну, Иван-царевич, смотри на меня!» Он на него смотрит, он с него портрет списал. Списал с него портрет, посадил его (Ивана-царевича) на стол, очертил мелом вокруг его, дал ему портрет и часы. «Смотри, Иван-царевич! Ты можешь достать воды и моложавых яблоков только в двенадцатом часу. Когда подойдешь, встретишь: стоят два богатыря, у каждого по палице в 500 пудов, и никого они не пропускают. Ты проходи в двенадцатом часу, тогда они спят; и назад норови в этом же часу пройти. Когда ты пройдешь в сад, стоят два льва, друг друга немного не достают, и стоят они у колодцев, где живая и мертвая вода; они в это время спят, и ты пройдешь. А моложавые яблоки растут: у Усоньши-богатырши подмышками цветут дерева, а на этих деревах моложавые яблоки. Ты в эти же часы можешь и их достать! Смотри же, когда, говорит, яблоки возьмешь, больше ничего не делай, я тебя прошу».

Когда только лишь старик проговорил эти слова, дунул на него, и он явился в том государстве. Сейчас видит: вдали два богатыря, посмотрел на часы — те самые часы (т. е. время), и те два богатыря спят. Проходит заставу, проходит сад; видит: львы стоят у колодцев, тоже спят. По левую сторону он взял мертвой, а по правую — живой воды, налил в пузыри; пошел к Усоньше-богатырше. Когда приходит в комнату, в первую, лежат двенадцать красных девушек; у них по полколен ноги открыты. Входит в другую комнату, спят двенадцать красных девушек… В третью комнату входит; там спит сама Усоньша-богатырша. И у ней, когда она почивает, из косточки в косточку мозжечок переливается, подмышками дерева с яблоками цветут. Когда он подошел к ней, снял у ней яблоки, потом очень разварился на нее, влюбился и поцеловал ее… Когда, наконец, второпях видит, что ему осталось только четверть часа здесь быть, поскорее нужно идти. Потом вдруг схватил ее часы и портрет, а свои часы и свой портрет оставил. Когда выбегает за заставу, которой был его челн (был мелом очерчен вроде челнока), сел в него и поехал.